Время жить и время умирать - Страница 55

— Что?

Фриц все еще освещал себя фонарем. — Налет кончился. Я захватил с собой фонарь и счета…

— Что? Возмутительно!

— Ваша честь, — беспомощно отозвался Фриц на голос из темноты. — Обер-кельнер отвечает перед дирекцией собственным карманом.

— Возмутительно! — рычал мужской голос из темноты. — Что мы, жулики? Не освещайте еще вдобавок свою дурацкую физиономию! Идите-ка лучше сюда! Немедленно! Тут есть пострадавшие!

Фрица снова поглотила темнота. Световой круг скользнул по стене, по волосам Элизабет, затем по полу, достиг наваленных кучей мундиров и остановился.

— Господи! — сказал какой-то человек без мундира, в свете фонаря он казался мертвенно бледным.

Человек откинулся назад. Освещены были теперь только его руки. Световой круг, дрожа, скользнул по ним, Обер-кельнер, видно, тоже дрожал. Мундиры полетели в разные стороны.

— Господи! — повторил человек без мундира.

— Не смотри туда, — сказал Гребер. — Такие случаи бывают. Это всегда может произойти. Налет тут ни при чем. Но тебе нельзя оставаться в городе. Я отвезу тебя в деревню, которую не бомбят, есть такая. И как можно скорее. Я там знаю кое-кого. Они, наверно, не откажутся взять тебя. Мы можем там жить. И ты будешь в безопасности.

— Носилки, — сказал человек, стоявший на коленях. — Разве в гостинице нет носилок?

— Кажется, есть, господин… господин… — Обер-кельнер Фриц никак не мог определить его чин: мундир лежал на полу в общей куче, подле женщины. Сейчас это был человек в помочах, с саблей на боку и с командирским голосом.

— Прошу прощения, что я заговорил о счетах, — сказал Фриц. — Я не знал, что есть пострадавшие.

— Живо! Ступайте за носилками. Нет, подождите, я сам пойду с вами. Как там, на улице? Пройти можно?

— Да.

Человек поднялся, надел мундир и вдруг стал майором. Луч света исчез, а вместе с ним, казалось, исчез и луч надежды. Женщина жалобно скулила.

— Ванда! — бормотал расстроенный мужской голос. — Ванда, что же нам делать? Ванда!

— Давайте выходить отсюда, — сказал кто-то.

— Отбоя еще не было, — наставительно пояснил тягучий голос.

— К черту ваш отбой! Почему нет света? Дайте свет! Нам нужен врач… морфий…

— Ванда, — начал опять расстроенный голос. — Что мы теперь скажем Эбергардту? Что…

— Нет, нет, не надо света, — закричала женщина. — Не надо света… — Но свет вернулся. Теперь это была керосиновая лампа. Ее нес майор. Два кельнера во фраках следовали за ним с носилками.

— Телефон не действует, — сказал майор. — Порваны провода. Давайте носилки.

Он поставил лампу на пол.

— Ванда! — начал опять расстроенный голос. — Ванда!

— Уйдите! — сказал майор. — Потом. — Он стал на колени подле женщины, а затем поднялся. — Так, с этим покончено. Скоро вы сможете спать. У меня еще был полный шприц на всякий случай. Осторожно! Осторожно поднимайте и кладите на носилки! Придется ждать на улице, пока не раздобудем санитарную машину. Если раздобудем.

— Слушаюсь, господин майор, — покорно ответил Фриц.

Носилки, покачиваясь, выплыли из подвала. Черная безволосая обожженная голова перекатывалась с боку на бок. Тело прикрыли скатертью.

— Она умерла? — спросила Элизабет.

— Нет, — отозвался Гребер. — Поправится. Волосы опять отрастут.

— А лицо?

— Зрение не утрачено. Глаза не повреждены. Все заживет. Я видел очень много обожженных. Бывает и хуже.

— Как это могло случиться?

— Вспыхнуло платье. Она подошла слишком близко к горящим спичкам. А больше никто не пострадал. Это прочное убежище. Выдержало прямое попадание.

Гребер отодвинул кресло, которым пытался защитить голову Элизабет, при этом он наступил на осколки бутылки и увидел, что дощатая дверь в винный погреб разломана. Стеллажи покосились, кругом валялись бутылки, по большей части разбитые, и вино растекалось по полу, словно темное масло.

— Минутку, — сказал он Элизабет и взял свою шинель. — Я сейчас. — Он вошел в винный погреб и тут же вернулся. — Так, а теперь пойдем.

На улице стояли носилки с женщиной. Два кельнера, вызывая машину, свистели, засунув в рот пальцы.

— Что скажет Эбергардт, — вопрошал ее спутник все тем же расстроенным голосом. — Боже мой, вот проклятое невезение! Ну, как мы ему объясним!..

«Эбергардт — это, видимо, муж», — подумал Гребер и обратился к одному из свистевших лакеев:

— Где кельнер из погребка?

— Который? Отто или Карл?

— Низенький такой, старик, похож на аиста.

— Отто, — кельнер посмотрел на Гребера. — Отто погиб. Потолок обрушился. Люстра упала на него. Отто погиб.

Гребер помолчал.

— Я еще должен ему, — сказал он. — За бутылку вина.

Кельнер провел рукой по лбу. — Можете отдать деньги мне, сударь. Какое было вино?

— Бутылка Иоганнисбергера, подвалов Каленберга.

— Высший сорт?

— Нет.

Кельнер зажег фонарик, вытащил из кармана прейскурант и показал Греберу.

Гребер заплатил. Кельнер сунул деньги в бумажник. Гребер был уверен, что он их не сдаст.

— Пойдем, обратился он к Элизабет.

Они начали пробираться между развалинами. Южная часть города горела. Небо было серо-багровое, ветер гнал перед собою космы дыма.

— Надо посмотреть, уцелела ли твоя квартира, Элизабет.

Она покачала головой. — Успеется. Давай посидим где-нибудь на воздухе.

Они добрались до площади, где находилось бомбоубежище, в котором они были в первый вечер. Вход тускло дымился, словно он вел в подземный мир. Они сели на скамью в сквере.

— Ты голодна? — спросил Гребер. — Ведь ты ничего не ела.

— Неважно. Сейчас я не могу есть.